Зимой 91/92 годов я, вполне сформировавшийся первокурсник ФЕНа, сидел
в студенческой столовой и прислушивался к внутренней борьбе утреннего сала
и только что съеденного гуляша с картошкой. За окном, как водится, выла
январская метель, а за душой был только учебник физхимии. Хотелось завести
герл-френда или поковырять в носу, но первого я не умел, а второго стеснялся.
В общем, как сказал бы Шопенгауэр, я находился в процессе духовного искания.
Выйдя на улицу, я повернул было к родной общаге и... тут я увидел его.
Оно было зеленое, и на нем был нарисован кто-то, похожий на «хот-дог»,
на что, по-видимому, я и клюнул. При ближайшем рассмотрении «хот-дог» оказался
электромонтером, размахивающим над головой странной формы молотком, ноги
его были связаны. Я всегда хотел заниматься радиоделом, и поэтому,
прочитав внизу место встречи, я ломанулся по указанному адресу. По прибытии
туда, а это был зал гимнастики спорткомплекса, вместо радиокружка я увидел
группу колоритных людей, которые явно не собирались делать радиоприемник.
Занимались они довольно странным делом: несколько здоровых мужчин запихивали
в небольшое отверстие под гимнастическим бревном хрупкого вида девушку.
Последняя, по-видимому, уже потеряла сознание, так как не сопротивлялась.
Ко мне подошли несколько андроидов и принялись с довольным уханьем рассматривать
мое еще крепкое, молодое тело. Я понял, что нашел друзей. Под шумок, бойкого
вида девушка спросила, не хочу ли я в пещеру. Чтобы хоть как-то поддержать
разговор, я пролепетал что-то насчет знакомых альпинистов. - "Тогда
тебе к Феде",- радостно сказала она. Федя оказался заросшим бородой человеком
неопределенного возраста. Он протянул мне руку и промямлил что-то вроде:
"Екорный бабай". Остаток вечера я провел в том самом отверстии
под бревном, через которое ну никак не проходило мое седалище, что доставляло
неизмеримое удовольствие окружающим. Я старался как можно более лояльно
поддерживать разговор о расчленении трупов, который вели вытаскивающие
меня люди. Именно тогда до меня дошло, что, по-видимому, спелеологи НГУ
и мои новые знакомые - это одни и те же люди.
Дальнейшие события, связанные с покупкой сумасшедших количеств сушек,
висения на пожарной вышке в зимнем лесу, приятного общения с радушными
проводниками, прогулкой с рюкзаком, набитым вещами непонятного назначения,
прошли для меня, как для любого типового «чайника», в состоянии легкой
эйфории. Возможно, что вызвана она была веществами, которые выдыхал наш
босс - Федя, а может, постоянным желанием жрать.
Осознание суровой реальности пришло позже, когда меня, одетого в
брезент, сапоги, каску, а также вещи, аналоги которых я видел в женских
журналах, подтолкнули к отверстию в полу грота и сказали: "Пошел!". ...И
я пошел... ...а обгоняя меня, вниз, со стеклянным грохотом, пошел фотоаппарат
"Любитель", принадлежащий такому же, как я, «чайнику». Спустившись, я получил
в качестве поощрения грязный мешок, липкий от рассыпавшегося сахара, и
обалденные впечатления от увиденного вокруг...
Трудно передать, что видит человек, в первый раз оказавшийся в горах
или пещере, но плотность впечатлений вряд ли сравнится с таковой от «ерша»
или нюханья клея. Однако экстаз время от времени сменялся ступором в момент
висения на тонкой веревке над ямами неизвестной глубины, где сердце замирало
от смачного ржания Феди. Федя был крутой. Устроившись где-нибудь на краю
ямы, посасывая свой неизменный бычок, Федя был похож на санитара сумасшедшего
дома. Он ничему не удивлялся и готов был исполнить самые нелепые просьбы
«чайника». Впрочем, он любил и поиздеваться над больными, засовывая их
в очередную узость или рассказывая типовую страшилку: "А вот порвалась
как-то подо мной веревка…". Кое-как он сумел все же доставить нас
до места нашей будущей стоянки -базы. Живописный уголок, расположенный
где-то на глубине 100 метров, представлял собой небольшой грот, с расстоянием
от пола до потолка около полутора метров и озером в своей нижней части.
«Чайники», глупо улыбаясь или, напротив, изображая счастливые улыбки, расползлись
по расстеленным спальникам, а руководитель с приближенными принялся заправлять
горючими веществами себя и примус. С потолка время от времени капала вода...
…вскоре был подан ужин, который было принято называть «блёвчиком»,
а также чай, заваренный на по ошибке засунутых в котел проводах. Нажравшись
от пуза и поборовшись с соседями по спальнику, каждый имел право заснуть,
приняв невообразимую позу среди камней на полу. Кильки в томатном соусе
сдохли бы со смеху, увидев наши скрюченные тельца.
Утром, когда спальники отсырели, а счастливые обладатели вторых
носков еще спали, взаимодействуя подобно персонажам "Камасутры", нас разбудило
протяжное зевание руководителя - пора жрать готовить. Апофеозом
нашего подземного существования был уход в мир теней примуса, сопровождавшийся
испусканием огненных языков, газо-грязевыми облаками и воплями Феди. Правда,
покойник сделал всё, что от него хотели. Покрытый сажей и глиной от предыдущих
боев, примус исправно откликался на все "ласковые" прозвища Феди злобным
шипением под котелками с «блёвчиком», спасая нас от голодной смерти. В
дальнейшем, источником огня для нас служили размокшие таблетки сухого горючего,
прекрасно горевшего и в мокром виде.
…И снова мы шарахались по узким ходам и огромным гротам, одурев
от увиденного и испытанного. Наиболее талантливые из чайников попадали
в озеро и были отнесены и уложены в спальник. И вот наконец дно - ты замерз,
несчастен и болтлив. В голове всплывает все, съеденное когда-либо тобой.
Слава богу, пора на базу. Вонь сухого горючего рождает приятные галлюцинации
типа масок на стене грота. Утренний подъем и подъем наверх - пора в Универ.
Выход из пещеры стоит отдельного описания. Пещера не любит, когда
ее бросают, и цепляет за штаны, мочит верёвки, бьет по каске. Ты ползешь,
чувствуя себя уже бывалым - нестерпимо хочется кому-нибудь что-то посоветовать.
И вот впереди слабые блики света - так вот чего ты по-настоящему все
это время хотел. Мир наверху слепит буйством красок и пургой. Замерзший
комбинезон сгибается, уминается в рюкзак, сбиваются сопли с носа, и вперед
- навстречу "охам" и "ахам" сердобольных станционных старушек. Попутчики
по автобусу шарахаются от тебя, как от чумы. От ареста за бомжевание, на
вокзале, спасают лишь очки, выдающие в тебе будущего интеллигента.
Ну все, к первой паре успели. Ты сидишь и знаешь, что через месяц снова
захочешь стать «ёкорным бабаем».
Автор по-диггерски горячо выражает благодарность диггеру Джону за
помощь в создании этого труда.